Андрей Брюнин: «Настоящий десантник скромный, мало говорит – много делает»

Живёт в Оренбурге Андрей Брюнин. Боевой офицер-десантник, награждённый медалью «За отвагу», и просто симпатичный человек.

Проверьте военный билет у того, кто 2 августа купается в фонтане и с криком: «Слава ВДВ!» – разбивает бутылки о свою голову. Скорее всего, окажется, что он был поваром или хлеборезом. Настоящим десантникам, участвовавшим в боевых действиях, эта бравада не нужна, уверен майор ВДВ в отставке Андрей Брюнин.

– Андрей Иванович, вам самому приходилось сталкиваться с недостойным поведением голубых беретов?

– Да, видел на кладбище, как пьяные в стельку прилюдно кидаются целовать могилы. Или бьют себя в грудь, мол, я служил, видел кровь и смерть. И что, имеешь право теперь напиваться и буянить? Стыдно. Они не только бросают тень на десантников, но это вообще просто не по-мужски. И кстати, тех же самых понтёров я вижу отмечающими и День моряка, и День пограничника. Так что вообще вопрос – десантники ли они.

– А настоящие десантники какие?

– Я вам назову несколько оренбургских десантников, судите сами. Генерал-полковник Александр Родимцев из Шарлыка, дважды Герой СССР, в честь которого улица в Оренбурге названа. При обороне Киева его воздушно-десантная бригада (3 тысячи человек) противостояла целой немецкой дивизии (15 тысяч). В сентябре 1942 года его дивизия, можно сказать, спасла Сталинград. Герой Советского Союза генерал-майор Александр Солуянов из Пономарёвки – тот самый батяня комбат, о котором группа «Любэ» песню поёт. Николай Рощин – живая легенда, Герой Советского Союза, живёт в Оренбурге. На лодке и двух плотах с бойцами вверенного ему подразделения совершил под ураганным вражеским огнём 10 рейсов, переправляя пехоту и лёгкую артиллерию. Вячеслав Александров, Алексей Воробьёв, Андрей Красов…

– Я тоже могу вставить имя в ваш список героев десантников. Алексей Павленко из Оренбурга, накрывший собой гранату, которую уронил солдат-срочник.

– Достойный парень. Настоящий десантник скромный, мало говорит – много делает. Не усидит в автобусе, если зашла беременная женщина или пожилой человек. Я, например, хоть и сам инвалид второй группы, всегда уступаю место.

– Вы стали инвалидом в 36 лет. Это вам так афганская контузия аукнулась?

– Мина разорвалась рядом, я был в окопе, меня ударило волной, но в тот день вертолётов не было, сразу не эвакуировали в госпиталь. А на следующий день почувствовал себя вроде бы лучше и продолжил службу. И только потом начались головные боли, скачки давления, а через 10 лет – два инсульта, реанимация, полностью парализовало левую часть тела. Еле выкарабкался. Руку и ногу до сих пор подволакиваю, каждые полгода прохожу лечение в госпитале ветеранов – от уколов ранки на венах не заживают. Полиция меня часто останавливает на улице: принимают за неадекватного или наркомана – приходится носить с собой документы и фото, где я в кителе с орденами и медалями.

– Ощущаете поддержку государства, служа которому потеряли здоровье? Льготы имеете как инвалид войны?

– Я не считаюсь инвалидом войны. Из-за того, что сразу после контузии не взял справку, теперь не могу доказать, что у меня была военная травма, а не просто «заболевание, полученное в период прохождения военной службы», как потом врачи написали. В то время было принято терпеть, а не жаловаться.

– А со справкой что изменилось бы для вас?

– Пенсия была бы на 10 процентов выше. Я был бы приравнен к инвалидам Великой Отечественной, у них льгот больше. Но я не жалуюсь, государство сейчас военных не забывает. Недавно вот получил сто тысяч на автомобиль (несколько лет стоял в очереди). И по ОСАГО льгота 50 процентов. Пенсия неплохая – 22 тысячи. Лечат в госпитале ветеранов прекрасно, отношение медперсонала очень уважительное, спасибо им.

– Как общество относится к вам, десантнику с 27-летней выслугой, воину-интернацио­налисту?

– Сейчас почему-то телевидение преподносит «афганцев» или «чеченцев» как «отмороженных», склонных к жестокости, неадекватных. И это вместо уважения и благодарности за то, что выполняли боевую задачу, ежеминутно рискуя жизнью. Да, по школам приглашают выступать перед 23 февраля, но больше для галочки. А надо бы активнее привлекать ветеранов к работе с молодёжью.

– Десантники – армейская элита. Наверно, нужно быть не только здоровым, но и здоровенным?

– Рослость и плечистость не так важны. Главное – выносливость. Экипировка может весить до 60 килограммов: бронежилет, автомат, два боекомплекта (900 патронов), парашют… Я делал 15 подъёмов-переворотов на турнике, в училище мы бегали 30 километров со стрельбой и преодолением водной преграды.

– Ни за что не рискнула бы прыгнуть с парашютом. А вам неужели не было страшно?

– Страшен второй прыжок, когда уже знаешь, что тебя ожидает. Всего у меня 98 прыжков. Это не много, зато со всех типов самолётов днём и ночью. Один прыжок запомнился особо. Уже в самолёте начался приступ аппендицита. Я прыгнул и потерял сознание. Сработал автомат. Врачи потом говорили, что я счастливчик. Аппендицит должен был разорваться при приземлении, удар о землю равен прыжку с 6-метровой высоты.

– А вы сами считаете себя везучим?

– Считаю. Помню несколько случаев, когда я был в полушаге от верной гибели, но почему-то уцелел. Считаю везением, что, хоть и не дослужился до генеральских погон, вернул матерям всех сыновей, которых они мне отдавали: из тех парней, которых я готовил сначала к войне в Афганистане, потом в Чечне, ни один не погиб. Считаю везением, что довелось общаться с настоящими героями, я их называл Александром Солуяновым, Николаем Рощиным…

– Слово «патриотизм» сейчас стало каким-то затёртым. А для вас оно что-нибудь значит?

– Как сказать… У десантников есть два закона: «Держаться до подхода главных сил» и «Главные силы не подойдут – рассчитывай на себя». Патриотизм – это не только военная подготовка. Патриотизм начинается с того, что ты элементарно не бросишь бумажку мимо урны. И тем более не ударишь слабого.

– А в семье вы тоже командир? Можете сказать жене: я десантник – мыть посуду не буду?

– Нет, дома я за равноправие. Могу и приготовить, и посуду вымыть. Жена моя сержант ВДВ. Отец служил в ВДВ. Дочки, правда, невоеннообязанные, но скоро родится внук – надеюсь, он продолжит нашу десантную династию.

P.S. Почему-то так получается, что даже в армии крикуны всегда на виду, а те, кто добросовестно и молча делает дело, вроде Андрея Брюнина, остаются незамеченными. Будь наоборот, наверное, и слово «патриотизм» не стало бы таким затёртым.

Марина ВЕДЕНЕЕВА, «Оренбуржье»