Сергей Хомутов: Изъятия, извратившие суть библиотек…

Нынешний год чудесным образом объединил общенациональный Год литературы и повышенный интерес к истории родной страны — и властей, и общественности.

Попробуем взглянуть на нашу действительность через призму этих двух процессов. Тема, конечно, неподъемная и поэтому не станем уходить в размышления на тему «литература и история» или «литература и политический строй». Зададимся простым и очень частным вопросом: почему областная научная библиотека носит имя Надежды Константиновны Крупской?

-Ну и что тут такого? — вопросом на вопрос могут возразить многие. Имя оренбургской библиотеке присвоено в советское время. Крупская – верный друг и соратник еще недавно великого Ленина, к тому же его законная супруга. Даже в современных словарях Надежду Константиновну определяют как российскую революционерку, советского государственного и партийного, общественного и культурного деятеля, почётного члена Академии наук  СССР.

Но вот тем, кто действительно интересуется судьбами литературных произведений, их авторов и историей родной страны, мой вопрос не покажется странным.

Оставлять за современной библиотекой имя Крупской, все равно, что присвоить имя Малюты Скуратова Дому отдыха или санаторию.

Чаще всего фамилия академика Крупской всплывает в связи с педагогикой и пионерским движением. Но, пожалуй, не многие знают, что  с  1920 года она трудилась председателем Главполитпросвета. По сути, являясь одним из главных цензоров и антирелигиозных агитаторов. А главной своей задачей считала уменьшение библиотечного фонда.

Не верите? Обратимся к фактам. Сразу после своего создания в том же 1920 году, Политпросвет, под руководством Крупской,  дал указание пересмотреть каталоги и изъять «устаревшую литературу» из «общественных библиотек». Однако дело это пошло не сразу.

В журнале «Красный библиотекарь», 1924, №1(4), Крупская  и ее соратники  сетует на то, что в докладах политпросветов почти не упоминается работа по просмотру и изъятию книг, а «в некоторых губерниях потребовалось вмешательство ГПУ, чтобы работа по изъятию началась».

Кроме всего прочего именно Крупская автор идеи создания т.н. спецхрана библиотек. «Не более двух экземпляров всех изъятых в качестве вредных и контрреволюционных книг должны быть оставлены в центральной библиотеке. Такие книги должны храниться в особо запертых шкалах и выдаваться исключительно для научных и литературных работ», — гласит подписанная ей в 1923 году инструкция. Надо полагать, что с 1920 по 1923 книги просто уничтожались. Те, кто жил в советское время и  даже знал о существовании спецхранов, получить что-то из него практически не мог.

Пять приложений, опубликованных в 1924 году,  состояли  из 225 названий книг авторов, которые должны быть изъяты. Среди авторов  Платон, Кант, Шопенгауэр, Вл. Соловьев, Тэн, Рёскин, Ницше,  Л. Толстой, Н. Лесков,  Н. Гоголь и еще много  подобных «еретиков». Были запрещены и все дореволюционные «Истории государства Российского». Инструкция была направлена «всем Зав. Губ. и УНО, Губ. и Уполитпросветам, Обллитам, Гублитам и Отделам ГПУ(!)». Куда там Оруэллу с его придуманным «новоязом»!

Примечательно, что власти вовремя спохватились и со следующего года 1925 года подобные списки перестали быть публичными, а стали секретными.

В этой же публикации журнала  содержится  категорический приказ – «Отдел религии должен содержать только антирелигиозные книги». Фраза настолько абсурдна, что сродни заявлению, что отдел «Мясо» в магазине обязан продавать только вегетарианские продукты.

А теперь спросите сами  себя: может ли библиотека носить имя деятеля, по чьему приказу книги оттуда изымались?