Жизнь в степи: Свирепый
В 2016 году на участке «Айтуарская степь» заповедника «Оренбургский» появился волк-одиночка. Государственный инспектор Марат Касымов долгое время наблюдал за жизнью хищника, пока тот не исчез. Прошло два года, и волк снова появился в заповедной степи.
Когда на востоке занялась заря, и морозный пар завис над долиной, в ближней деревне залаяли собаки. Они заметили лисицу, рыскавшую у околицы, но преследовать плутовку не решались, опасаясь большого светлого волка.
Он все чаще по ночам скользил как тень вокруг деревни, намереваясь схватить какую-нибудь зазевавшуюся дворнягу.
Волк был стар и свиреп. Когда-то давно, будучи подростком, он едва не погиб. Его родители, братья и сестра были перебиты охотниками. Свирепый же чудом уцелел. После той трагедии волк ушел в заповедные угодья и надолго затаился. Лишь год спустя он стал совершать короткие вылазки за пределы охраняемой территории. Зимними ночами он с опаской, крадучись, подходил к деревне, и шерсть его поднималась торчком. Он ненавидел разномастных псов, облаивающих каждого встречного. Остервенелый лай беспородных созданий приводил его в бешенство.
В это ранее мартовское утро он лежал в пещере, свернувшись в клубок. Когда-то в этой каменной норе жила барсучья семья, но год назад Свирепый убил барсучиху, встретив ее у входа, когда та возвращалась с ночной жировки. Барсуки-первогодки покинули гнездо через узкие лазы и больше не возвращались. С тех самых пор эта пещера стала временным убежищем волка-одиночки. Вход в нору был полукруглой формы, но камера была все же тесноватой для хищника.
Услышав голоса ненавистных собак, Свирепый поднял голову. Голоса мешались, росли, плакали, заставляя трепетать все волчье существо. И возникло острое желание закусить какой-нибудь собачонкой. Волк облизнулся. Но вот он услышал могучий голос породистого гончего и насторожился. Сплошной залив потрясал долину. Стало понятно – начался гон. Он нарастал, приближался, затем уходил куда-то и вновь становился ближе. У волка чаще забилось сердце. Свирепый выполз наружу и слушал, присев на задние лапы. Время от времени вздрагивал от сильного озноба. Внезапно наступила полная тишина, а следом гончак забрехал по «дворному» — верный признак того, что пес взял след зверя.
Огромными прыжками Свирепый бросился вниз, к подножию горы, торопясь перехватить собаку. Жесткий снежный наст обжигал ему пятки, а брюхо стянула голодная боль. Скорее, скорей! За гребнем небольшого холма он увидел желто-пегую собаку, подмявшую под себя лисицу, которая отчаянно сопротивлялась. Свирепый вихрем налетел на гончего и с визгливым рычанием впился тому в горло. Через минуту все было кончено.
Роняя с морды красноватую пену, волк уходил. Он кружил, петлял по заснеженным холмам, оставляя на твердом насте следы пяток и когтей. Старая дневка в пещере была покинута надолго. Поднявшись на гребень скалистого холма, волк услышал отдаленный собачий лай, заклацал клыками и двинулся галопом, безостановочно, все дальше и дальше, к самому истоку замерзшего ручья Алимбет. Здесь он спустился в овраг к зарослям сухого камыша, утоптал стебли и прилег мордой к своим следам. Но тревога не покидала волка и он, резко вскочив, взобрался на ближний холм. Зорко осмотрев окрестности с вершины, Свирепый
вновь прилег, положив морду на передние лапы. Теплое мясо собаки утолило голод, и зверь вскоре задремал, чутко прислушиваясь и изредка приоткрывая мутный глаз.
Свирепый панически боялся людей. После трагической встречи с охотниками у него под шкурой оставались картечины, которые постепенно заросли. Вначале они причиняли боль, потом неудобства, но всегда напоминали волку о том, что самое страшное существо — человек.
Однажды в жизни Свирепого произошла встреча, которая облегчила его тягостную одинокую жизнь. Февральской лунной ночью он столкнулся нос к носу с двумя сородичами. Это были братья-двухлетки. Поджав толстый хвост и уши, приседая, Свирепый щелкал клыками. Он был заметно крупнее пришельцев. Братья опасливо приблизились к нему и принялись обнюхивать со всех сторон. Свирепый тосковал, братья же оценили его стать и рост, и знакомство прошло без драки. Вскоре все трое, уже бок о бок, бежали в верховья реки на охоту.
Всю зиму они питались зайцами и косулями, делая большие переходы. Весной, когда подсохла и зацвела земля, волки лакомились сурками и сусликами, давили случайных зайчат. Быстро и незаметно пролетело сытное лето. Наступил октябрь.
Однажды после удачного набега на домашний скот, волки крепко спали, забравшись в чащу пойменного леса. Их желудки не успели переварить всей пищи, и хищникам требовался отдых. И вдруг неожиданно близко раздались человеческие голоса. Сон моментально слетел с сытых волков. Хищники вскочили и бросились в сторону от настойчиво приближающихся людских голосов. Где-то совсем близко грянул гром, и волк, шедший впереди Свирепого, ткнулся носом в землю. Следом раздался второй удар, затем третий. И Свирепый, видя, как падает подкошенный ударом грома второй его сородич, в ужасе бросился в обратную сторону, подальше от этих потрясающих все вокруг звуков. Рядом, совсем близко, он успел заметить крадущегося вдоль кустов таволги человека. Двуногий размахивал странной палкой и что-то кричал. Свирепый залег в кустах и, выждав время, ползком прорвался через линию загонщиков.
Он уходил со страшного места на махах, сломя голову. Спустившись к небольшому ручью, наспех отрыгнул большой кусок непереваренного мяса и пошел в заповедные угодья. Под пышным ковром шиповника и жимолости волк затаился на целые сутки. Лишь глубокой ночью он осмелился выйти из укрытия.
Возвращаться к опасному лесу Свирепый не решался, и завыл призывно и жалобно. Но ему не ответили. И начались одинокие скитания. Через месяц зверь заметно отощал, ел падаль, не брезговал и мышковать. А по снегу голод гнал его к деревне. Каждую ночь, лежа на вершине ближнего холма, он нюхал сладкий воздух. От деревни пахло дымом и овцами. Днем Свирепый слушал людские голоса, крики детей, скрипы запирающихся ворот.
Шли годы, и волк, старея, превратился в изгоя. Спустя месяц после убийства собаки он вернулся в заповедник. Весна уже вступала в свои права — ярче пригревало солнце, возвращались с юга птицы, пробуждались сурки и суслики.
Ночи напролет где-то в островных колках перекликались маленькие совки-сплюшки, а в ольховниках ухали ушастые совы. Все живое в природе радовалось наступлению благодатного времени. Скучал лишь старый волк. Целыми днями он лежал на солнцепеке возле пещеры и почти не двигался. Шерсть на нем слиплась, бока опали, а глаза источали влагу и помутнели. Пах и подмышки
зверя были полны клещей, которые нещадно пили кровь дряхлого старика. Множеством обглоданных, выветрившихся, выбеленных солнцем костей (следы былых пиршеств) была усеяна пещера Свирепого. Волк страшно голодал.
Неделю назад, ночью, он преследовал зайчишку в приручьевом ольховнике. В азарте погони не заметил торчавшей на заячьей тропе сухой ветки вяза и со всего маху ударился об нее грудью. Хрустнуло так, что хищник взвизгнул и закашлялся. Падение было болезненным, волк захромал. Он возвращался к пещере, нескладно вскидывая зад.
Природный инстинкт подсказывал Свирепому, что это – начало конца…
Апрель был на исходе, и ночи стали заметно короче. Однажды ранним утром, когда звезды еще не успели погаснуть, старый волк выполз из пещеры. Угрюмо опустив лобастую голову, он в последний раз взглянул на окрестности с вершины холма. Неопрятен и жалок был сейчас его вид.
Постояв некоторое время, старик направился к черным холмам Ташкака. Ковыляющая походка подсказывала, что с волком не все в порядке. Он медленно пересек широкую балку и поднялся на гору Жарык, обогнул ее правый склон и спустился в ущелье, заросшее черной ольхой. Там он остановился возле старого дерева. Ольха росла двумя стволами из единого корня. Главный ствол ураган пощадил, а вместо второго торчал куцый обломок. Под разбитым деревом волк стал укладываться, надеясь, что здесь его не обнаружат враги. Это место в заповеднике было самое глухое, сюда не заглядывали даже госинспекторы.
Свирепый лежал в затишке, похожий на валун, такой же покатый и серый.
Говорят, что волки, чувствуя приближение смерти, стремятся уйти в самые глухие места, предпочитая умирать в одиночестве. Может они боятся, как бы сородичи не проведали об их слабости и не убили сами. А может, понимают, что вместе с жизнью уйдет и их красота, и не хотят, чтобы их видели такими…
Автор Марат Касымов, участковый госинспектор ФГБУ «Заповедники Оренбуржья»
Фото: zelenyjmir.ru