Войне трудно быть иною

Воспоминания Савинова Дмитрия Андреевича, участника  Великой Отечественной войны, командира отделения разведывательного взвода

К началу войны я окончил 8 классов. Среднего брата забрали на фронт, он с 19-го года был. Отец у нас еще в 32-м году умер. Тяжело нам с мамой стало, пришлось по хозяйству помогать. Но 8 классов, по тем временам, образование было приличное, и я поступил в железнодорожное училище №4. Но какое в войну училище? Машинистов, помощников на фронт позабирали, транспорт оголили. За месяц дали нам кое-какие навыки: сигнализация, правила технической эксплуатации, по две-три поездки дублерами кочегаров сделали. А потом сразу помощниками машиниста на паровоз.

Чуть поработали, и в ноябре 41-го направили нас с бронепоездами в командировку. Очутились мы в канун нового года под Москвой. Битва там еще продолжалась. В освобожденном районе сдали мы наши бронепоезда кому положено. Неразберихи еще много не было. Наших две чкаловских паровозных бригады было, прошли комиссию и попали в маршевую часть на станцию «Правда» по Казанью. А мне тогда в октябре только 16 лет исполнилось.

Проучились мы в этой маршевой бригаде месяц с небольшим, сдали экзамены, и получил я в петлицы по три треугольника – старший сержант. Снова прошли в штабе бригады подробное анкетирование и комиссию. Спустя немного времени, направили нас поближе к дому, на станцию Краснохолма как раз переводили пехотное училище. Там я встречался с Александром Матросовым, только он был в 1-ой стрелковой роте, а я, помкомвзвода, — в 5-й пулеметной. Тогда, конечно, никто не знал, что он подвиг совершит.

Их и на фронт раньше отправили, в сентябре 42-го училище расформировали. А нас, человек сорок, повезли в Уральск, куда эвакуировалось Одесское пехотное училище. В конце года пришел приказ об ускоренном выпуске, и уже 20 января 1943 года мы, младшие лейтенанты, прибыли в штаб армии. Здесь нас распределили по частям, я попал в 106-ю Забайкальскую стрелковую дивизию. Она была сформирована, в основном, из дальневосточных и забайкальских пограничников, и полки так и назвались – Аргунский, Даурский, Нерчинский.

Когда прибыл в штаб дивизии, смотрю – сидит подполковник, листает мое личное дело.

— Из Чкалова? – спрашивает.

— Да, из Чкалова.

— Арбузятник? Арбузы воровал?

— Да, как и все мальчишки, приходилось.

— Ну, вот в разведку и пойдешь. Не боишься?

— Другие-то не боятся, а я что?

Так и стал командиром 2-го взвода дивизионной разведки. Там солидарные были товарищи – 18,19,20 – го годов рождения, опытные, обстрелянные. Прямо скажу, берегли они меня, как сына. Может быть, еще и потому, что быстро я все схватывал, учился у них. Назывались мы 162-й ротой разведки, у нас и почтовый адрес был свой.

Не успел я только осмотреться, 3 февраля наш Центральный фронт перешел в наступление, и мы, по сути, и сделали этот Курский выступ, вклинились в немецкую оборону и до лета его обороняли.

Задание для взвода непосредственно получал я. Прежде чем идти в разведку, проводили рекогносцировку местности, изучали передний край и свой, и немецкий, связывались со всеми службами, в том числе и саперной, договаривались, где нам проходы сделать в минных полях. Словом, работа есть работа. В первый раз идти в тыл боялся, конечно. Но тут и сила воли нужна, с другой стороны, думаешь: как же это я командир, и боюсь, а вдруг товарищи заподозрят или сам оплошаю?

Наверное, все это вместе взятое и придавало силы, бодрости – справлялся. Незадолго до наступления взяли мы в немецкой деревушке под Ливнами «языка», меня представили к ордену Красной Звезды. Потом бои начались, наступали и отступали, времени порядочно прошло. Летом вызвали меня в штаб дивизии и наградили орденом Славы 3-й степени. Их тогда только учредили, он у меня был за №88, помню, ребята приходили посмотреть на него, так сказать, пощупать.

Смотря по обстановке, приходилось мне бывать и в группе захвата, и в группе прикрытия. Когда уходило в разведку больше десяти человек, обязательно с нами шел старшина-санинструктор. Мало-помалу обвыкся я – и сам жив, и ребята целы. Был даже такой случай. Ординарец командира дивизии Пашков что-то насолил, проштрафился, одним словом. Ну, тот его от себя и турнул.

— В учебную роту пойдешь? — спрашивает.

А тот:

— Лучше в разведку.

— Ты что, дурак, там же под смертью ходят.

— А я к лейтенанту Савинову.

— Почему именно к Савинову?

— У него потерь нет.

Но отправил комдив Пашкова все-таки в учебную роту, пожалел. И вот – не судьба, погиб он там.

В конце апреля – начале мая начались сильные бои, многих разведчиков направили в стрелковые батальоны и роты. Из двадцати человек взвода я только с тремя живыми встретился, остальные – кто погиб, кто уволен по ранению. Пополнились мы в Дедовье в конце мая, много ребят пришло из Свердловска, Челябинска, Оренбурга. Даже из снайперской школы прислали. Вообще-то, не знаю, как в других частях, а нас и командир и начальник разведки дивизии подполковник Монастырский берегли.

В начале битвы наша дивизия отошла километров на пять, не больше, и так простояла до 5го августа.

При форсировании Десны нашу роту полностью направили на тот берег, взвод усилили двумя станковыми пулеметами. Мы должны были уцепиться за плацдарм и не дать немцам скинуть дивизию обратно в Десну. Сильные были бои. Мой взвод два танка подбил. Тут, меня представили в к ордену Отечественной войны. Вручал награду сам Семен Михайлович Буденный. Потом с боями дошли до Днепра. Здесь уже стали мы пополняться не за счет тыла, а за счет освобожденных районов – Орловская, Сумская, Черниговская области. Перед Днепром пришлось недели на две – остановиться, готовили средства и силы к переправе.