Абдулино: без просвета

Не слышал, не видел, не знаю

 

Зелёный деревянный дом на двух хозяев, где случилась трагедия, находится недалеко от школы. Напротив брошеное жилище с разбитыми окнами – его некогда занимали местные пьянчужки, слева – семья, где тоже не брезгуют спиртным.

 

Как говорят соседи, в злополучной квартире пили постоянно. 23 ноября мать девочки с хозяйкой дома уехали на поминки, а ребёнка оставили под присмотром дальнего родственника – мужа хозяйки и крёстного. Те занялись привычным делом – пили.

 

В небольших населённых пунктах ничего не скроешь: хорошее, плохое, беды быстро облетают поселение. Вот только чаще всего 

дальше перемывания косточек, любопытства к чужой жизни дело не доходит.

 

Ведь знали соседи, что осталась малышка с пьяницами совсем одна. Слышали дикие истошные крики девочки совсем близко, за стенкой, но участкового не вызвали. Это сразу оказалось не их  делом. 

 

Так страх нажить врагов в лице соседей оказался сильнее совести. Личное спокойствие перевесило страдания и боль беззащитного ребёнка.

 

Давно всё равно

 

Смеркалось, а свет в окнах по-прежнему не зажигали – хозяевам было не до гостей. У калитки дома, где жила малышка с мамой, папой и сестрой, я простояла долго.

 

Наконец, в куртке нараспашку и стоптанных галошах на босу ногу вышла худощавая женщина. Во двор сразу не пустила. Со спокойным видом Нина отвела глаза в сторону и сказала, что ей, в общем-то, всё равно. Всё равно, что будет с ней завтра, что думают о ней соседи.

 

– Но ведь осталась старшая дочь, – настаиваю я.

 

– Младшая любимее.

 

Это был не первый случай, когда дочку, что любимее, мать оставляла со знакомыми. Нина легко нашла себе оправдание: муж-пропойца второй год не приносит в дом ни копейки, может с 

кулаками наброситься и вытрясти последнее. Здесь пьяницу не кормят, спит он на полу или вокзале. А не выгоняют по привычке: какой-никакой да муж. Когда-то он ездил в командировки, работал водителем.

 

Нина уверила, что уже полгода вертится, как белка в колесе – прекратилась оплата отпуска по уходу за ребёнком и жить стало не на что. А старшую девочку в школу отправляют на автобусе – на дорогу ежедневно нужно 30 рублей. В том же Абдулино, оказавшись в аналогичной ситуации, женщины нанимают няню и выходят на работу.

 

Нина иногда стряпала пирожки и торговала ими на вокзале. Потому и прибегала к помощи подруг и перманентно пьяного крёстного, у которого ни семьи, ни работы – всегда свободный.

 

Он, кстати, состоит на учёте у психиатра. Но это не смутило мать, когда она выбирала дочери «второго» отца, за него попросила его мать – женщина хорошая.

 

– Кого-то ведь нужно было, – оправдывалась Нина, считающая себя верующей.

 

По одной из версий следствия, самый близкий человек после родителей и надругался над малышкой. Точную причину смерти назовёт бюро судмедэкспертизы области. Предварительно, девочка погибла от острой кровопотери. Оба подозреваемых заключены под стражу. В СК отметили, мужчины дали признательные показания.

 

Горем не пахло

 

В разгромленную жизнь неблагополучного семейства я всё же зашла, ступив на разбитый порог. Дыры зияли повсюду: на потолке, полу, шкафу, земельного цвета стенах. Ребёнка хоронили накануне, вчера справили поминки. Но горем, которое обычно выдаёт себя валерьянкой, здесь не пахло.

 

Спальня была завешена выцветшей шторой, которая плохо скрывала от посторонних глаз ужасающую нищету – ободранные обои и сломанную мебель. Обычно спали мама с дочерьми якобы на диване в комнате, а муж на голом полу.

 

В комнате на тумбе с детской фотографии с траурной лентой смотрела худенькая черноглазая девочка. Горела лампада, лежали конфеты и буханка хлеба.

 

С Ниной сидели две неопрятные женщины, которые в один голос твердили, что «Нинка – хорошая мать», а зачем она дочку с едва знакомыми людьми бросила – не знают.

 

– Вообще она только на час ушла, правда? – подруга Оксана стала подмигивать «Нинке», и та кивнула.

 

Это, конечно, далеко от истины. О том, что дочки уже нет в живых, мать узнала по возвращении, на вторые сутки.

 

Мы наблюдали за неторопливыми движениями Нины часа три. Она долго варила гречку, потом утрамбовала её в литровую банку, чтоб отнести старшей дочери в больницу. В мешок положила сосиски. Подруги заметили, что это невкусно и много, а мать ответила, мол, как-нибудь съест, вечер длинный.

 

Старшую после реабилитации в горбольнице на следующий день должны были отправить в приют «Аистёнок» Бугурусланского района, документы уже подготовлены. Со слов матери, эта дочь, в отличие от погибшей, упрямая и непослушная, учится в коррекционном классе.

 

Депрессивная территория

 

– Ты бы бельё во дворе убрала, неделю висит, – обратилась к Нине подруга Наташа.

 

– Пусть висит.

 

– Тогда свет включи.

 

Но и лампочку Нина не зажгла – экономит. Даже взрослый долго сидя в потёмках, может впасть в депрессию. Каково же было детям, играющим для экономии в темноте?

 

Вещи погибшей дочки мать раздавать не торопилась, гладила рукой и вешала на спинку разбитого кресла. Говорила, жалко.

 

Когда я возвращалась на другой конец города в гостиницу, как-то не сразу обратила внимание, что за окном слишком темно для 8 часов вечера. Потом поняла – в городе не работают фонари. Депрессивная 

обстановка пугала, а таксист, вёзший меня, пояснил, что Абдулино привыкло жить во мраке:

 

– Работы нет, денег нет, от безделья горожане пьют и деградируют. Половина – судимые. А куда со статьёй податься? Разве что в таксисты. Он, отсидевший за убийство, возит пассажиров уже шестой год.

 

Покидая депрессивный райцентр, я познакомилась с молодым предпринимателем из Башкирии. Он в Абдулино решил выдавать микрозаймы. И подумала: разбогатеет парень. Для многих тут и тысяча – огромные деньги.