…Они имеют свойство повторяться

  

Этот текст появился на свет ровно шесть лет назад, стало быть, в 2008 году. То есть аналогичный нынешнему уходящему по одному признаку, название которому — кризис.

 
Он был написан для одного из журналов оренбургскими литераторами Сергеем Хомутовым и Вячеславом Моисеевым. Статьи выходили под рубрикой «Хо-Мо хомини». Хо и Мо, соответственно Хомутов и Моисеев, а дальше продолжение знаменитой латинской поговорки «Homo homini…». Перечитав их сегодня, на исходе года вновь кризисного РИА56 предлагает их вашему вниманию, хотя бы для того, чтобы напомнить о том, что кризисы имеют свойство повторяться…
 
Сергей ХОМУТОВ (Хо)
Вячеслав МОИСЕЕВ (Мо)
 
Падение – лучший повод для взлета
 
Когда кругом, куда ни глянь, только и разговоров, что о кризисе, нам, во дни нашей относительной молодости перевидавшим их столько, что не дай бог никому, тоже есть чем поделиться. Правда, в детстве и юности кризисы проходят как-то незаметно. Ну не могут родители купить тебе новую игрушку или разориться на сверхмодные джинсы, ну и ладно. Перетопчешься, не барин. Баре-то у нас, как известно, в 1917-м закончились. А которые нынешние баре, XXI века, так и они теперь ужмутся, лишний раз на острова не слетают, «мерседес» на «бентли» не сейчас, а через годик поменяют… Шутка (кризисная), если кто не понял.
 
Мо: «Краткий депрессивный курс»
 
Кризисы – дело, конечно, неприятное, часто даже страшное. Мировая история и литература переполнены кричащими свидетельствами человеческих драм, вызванных кризисами разного пошиба. 
Вспомним роман Эриха Марии Ремарка «Три товарища» о послевоенной Германии: «В 1923-м я заведовал рекламой на фабрике резиновых изделий. То было время инфляции. В месяц я зарабатывал двести миллиардов марок. Деньги выдавали два раза в день, и каждый раз делали на полчаса перерыв, чтобы сбегать в магазины и успеть купить хоть что-нибудь до очередного объявления курса доллара, так как после этого деньги снова наполовину обесценивались…». А американская депрессия, столь же великая, как и американская мечта, рухнувшая в одночасье в 1929-м! Газетные информашки о разорившихся маклерах, летящих из окон небоскребов корпораций – столпов экономики США, воспринимались читателями, словно сводка погоды.
Нашу родную страну, в течение ХХ столетия побывавшую империей, республикой, союзом и федерацией, кризисы сотрясали перманентно, невзирая на общественный строй.
 
Политический кризис начала века, вызванный безволием и бездарностью царя и его окружения, привел к трем революциям, в последней из которых, Октябрьской, проявив больше целеустремленности и последовательной жестокости, чем все их конкуренты, победили большевики и закрепились на пространстве экс-империи на 70 лет.
 
Увы, практически вся история Страны Советов отмечена чередой кризисов, называвшихся властью то «послевоенной разрухой», то «результатами вредительства», то «происками банды троцкистско-бухаринско-зиновьевско-каменевских шпионов», то «пережитками проклятого царизма». А то просто «временными трудностями» — это когда уже свалить собственное управленческое скудоумие и лень было не на кого и не на что. Судите сами.
 
1920-е годы. Закончилась братоубийственная Гражданская война. Страна с трудом отходит от нищенской пайково-распределительной системы военного коммунизма (у которой имелось лишь два плюса и то весьма спорных: бесплатная почта и дармовые газеты, советские, конечно, других-то не было).
 
1930-е. Свернута придуманная Лениным новая экономическая политика (НЭП), разрешившая частное предпринимательство и вернувшая товары на прилавок. Сталин, победив Троцкого, заимствует его идею загнать «мелких собственников» — крестьян в колхозы, сделав все их имущество, кроме, может,  нательного белья, «общественным», то есть ничьим. (И по сию пору можно услышать, как, умыкая с тока мешок зерна, селянин приговаривает: «И все вокруг колхозное –  и все вокруг моё»). Миллионы зажиточных, умеющих трудиться «кулаков» ссылают в Сибирь и Казахстан. Изымают «излишки» зерна у остальных. Результат: страшный голод в России, на Украине, в Казахстане. Вымирали целые деревни. 
 
1940-е. После Великой Отечественной войны, обескровившей страну, люди покупают продукты по карточкам. Можно, конечно, пойти на базар или в так называемый коммерческий магазин, но там цена буханки хлеба приближается к размеру средней зарплаты.
 
1950-е. Карточки уже отменили, но изобилия товаров в магазинах не наблюдается. Чего там завались, так это консервированных крабов. Власть затеяла громкую добровольно-принудительную кампанию по освоению целинных земель, дабы накормить народ дешевым хлебом. «Едут новоселы – рожи не весёлы», — по-своему пел язвительный народ пропагандистскую песню. 
 
1960-е. Одной из причин падения первого секретаря ЦК КПСС Хрущева становится недовольство населения повышением цен на мясные и молочные продукты. Мы позорно закупаем зерно в Америке и Канаде – и это на пятом десятке советской власти. Кстати, «бонусом» к этому зерну к нам затащили из США колорадского жука, и теперь летом всегда есть чем заняться на своих картофельных грядках.
 
1970-е. Свернуты реформы, предложенные председателем Совмина СССР Алексеем Косыгиным. Из продажи вновь пропадают ставшие лет за пять относительного благоденствия вроде бы привычными продукты, а отделы «Мясо», закрытые тогда в магазинах Оренбурга (и практически всех городов СССР) вообще появились вновь только на рубеже XXI века. В 1970-е даже на рынке приличный кусок мяса можно было найти только с утра пораньше и по цене раза в два-три  выше магазинной. В столицах со «снабжением», как это в ту пору называлось, обстояло получше. Поэтому стало привычным делом тащить из Москвы любой «дефицит» — одежду, обувь, продукты. Характерная загадка тех времен: длинное, зеленое, пахнет колбасой. Ответ: электричка «Москва-Рязань».
 
1980-е. Десятилетие, начавшееся с ограничения продажи сливочного масла «по пачке в одни руки», завершилось возвращением в нашу жизнь талонов – на колбасу, сахар, водку и все остальное. Магазинные полки окончательно опустели. Украшали их только трехлитровые банки с вечнозелеными помидорами, соль да спички. Купить что-нибудь стоящее стало невозможно уже и в Москве. Это тогда жители первопрестольной, толкаясь в очередях, начали крыть иногородних: «Понаехали тут!..».
 
1990-е… Честно говоря, и вспоминать-то не хочется, как первое «реформистско-демократическое» правительство России первого января 1992 года первым делом лишило граждан вкладов в Сбербанке (а других банков, считай, и не было), отпустило цены и тем самым обесценило рубль, получивший презрительную кличку «деревянный». Народ бросал копеечную службу и подавался в «челноки», чтобы прокормить семьи. Только-только в рынок втянулись, маленько успокоились, а тут грянул дефолт августа 1998-го. Обезумевшие люди, сбывая бесполезные рубли, метались по магазинам, «чтобы успеть купить хоть что-нибудь до очередного объявления  курса доллара, так как после этого деньги снова наполовину обесценивались…». Это, как вы помните, Ремарк о Германии 1923-го. Но отличия от России 1998-го никакой.
 
Положение немного выровнялось только к началу нового века. И вот опять? Не можем поверить!
 
Хо: «Несладкий чай и «член правительства»
 
Карибского атомного кризиса 1962 года я не помню даже смутно. Как говаривал Остап Бендер, «в то героическое время я был крайне мал, я был дитя». Однако проблемы с едой, как бы сейчас сказали, продовольственный кризис, сопровождали меня все мое полубессознательное детство и полусознательную юность.
 
Одно из самых ярких воспоминаний начала шестидесятых прошлого века – очередь за мясом. Два-три раза в год фанерный киоск у овощного магазина в Восточном поселке Оренбурга становился центром мясоторговли. Один из таких случаев явления мяса народу, приуроченный то ли к 7 ноября, то ли к Новому году, я и запомнил.
 
Меня двух-трехлетнего малыша раз в полчаса выводили на холод, к ларьку, чтобы предъявить очереди. Для не живших в это время поясню, что еду давали по килограмму-два в одни, пусть и детские руки.
 
Потом из магазинов исчез сахар. Я, как и любой ребенок, любил сладкий чай и почему-то думал, что слаще он становится, если его тщательно размешать. Поэтому крутил ложечкой в своей кружечке и заставлял делать это же взрослых. Увы, слаще чай не становился. Вскоре появился сахар-песок коричневого цвета и не очень сладкий. Как оказалось – тростниковый, кубинский. Зато исчез хлеб. Срезу же на мотив популярной песни «Куба – любовь моя» появился народный перепев (приведем цензурный вариант):
 
Куба отдай наш хлеб,
 
Куба возьми свой сахар.
 
Нам надоел бородатый Фидель,
 
Куба иди ты на фиг!
 
Взрослея, я начал понимать прямую связь между ценами на нефть и наличием еды в магазинах. Мировой энергетический кризис (тем, кто учил научный коммунизм, напомню, что сие называлось в учебниках третьим мирным этапом кризиса капитализма) повысил цены на нефть и породил временное брежневское изобилие. В Оренбурге это значило появление в продаже двух-трех сортов колбасы, тушенки, «синей птицы» (цыплят-бройлеров), двух-трех видов разливного пива, консервированных овощей из Болгарии-Венгрии-Румынии.
 
Горбачеву не повезло. Цены на нашу нефть упали, если не ошибаюсь, до нескольких долларов за баррель. И началось – тотальный дефицит, распределение, талоны. Из мясных продуктов по талонам можно было получить или цыпленка, или до килограмма ветчинно-рубленой колбасы. Рубили туда в основном хрящи и субпродукты. Отчего эта странная колбаса и получила в народе название «член правительства».
 
Что бы там ни твердило правительство современное, нынешняя «стабильность» основывается на финансовых заимствованиях у Запада (раньше государством, теперь частными банками и компаниями) и высокими ценами на нефть. Сокращение того и другого ничего хорошего нашей стране не несет.
 
Потому что финансовый кризис может принести с собой кризис продовольственный. Возможно, с той только разницей, что повторится вариант не 60-х, а 30-х годов прошлого века, когда в коммерческих, как тогда говорили, магазинах было все, но купить это было не на что.
 
Не дай Бог нам вновь придется крутить ложечкой в несладком чае и мечтать о «члене правительства».
 
Хо-Мо: «Оптимистическая драма»
 
Оптимизм – свойство молодости. Но и мы поднатужились в поисках оптимистического антидепрессивного взгляда на нынешние драматические, в общем-то, события.
 
Ну, во-первых, кризис – это своего рода катарсис, пик напряжения, несущий человеку и обществу очищение от накопившейся дряни. Надо его пережить, переболеть им да и работать дальше.
 
Во-вторых, кризисами наш народ не испугаешь. Вон их сколько было, и ничего, большинство населения выжило (опять шутка, опять кризисная). На картошечке, лучке-чесночке, на огурчиках-помидорчиках со своего огорода. Кто там сажает левкои? Долой мещанство! Даешь картошку!
 
В-третьих, все кризисы имеют свойство рано или поздно заканчиваться. Кончится и этот.
 
Конечно, «лучше бы пораньше», как пелось в одной веселой песенке 1970-х.
 
И последнее. Давайте будем помнить: у команды корабля, который терпит бедствие, есть веская причина собрать все силы и рвануть, как пел Владимир Высоцкий, «вперед и вверх».
 
                                                           2008, декабрь