Дома ненужных людей

Его родной дом – улица. Уже больше пяти лет. На мир он смотрит не через розовые очки – их он снял давным-давно. Смотрит одним глазом. Второй потерял на предприятии. Говорит, что остался без глаза, когда работал токарем. Производственную травму не засчитали, так что пособия по инвалидности Василий Иванович не получает. Из квартиры его выгнали после смерти единственного родного человека – матери. Сказали, что заранее жилье не приватизировали, а теперь поздно спохватываться. Благо мир не без добрых людей, и какая-никакая жилплощадь в приюте для бездомных нашлась и для него. И еще для шестнадцати таких же бродяг, как Василий.

Подобные учреждения называют по-разному: кто-то – последним домом, кто-то – домом для ненужных людей. Только кто определил, что эти люди обществу не нужны? Ведь у каждого из них своя судьба, своя история, которая привела на улицу. Однако если спросить у человека без определенного места жительства о его жизни, делах, то девяносто семь бродяг из ста ответят, что все у них хорошо, даже проблем нет. И они не врут: для них жизнью является само существование. Так как же они все-таки существуют, эти люди, имя которым одно – бомж?

Еду в православный приют при храме святого великомученика и Победоносца Георгия, который расположен в поселке Первомайском. С виду – неприметное двухэтажное здание за деревянным забором. Щелкаю калиткой. Оглядываюсь: заходить страшновато.

На пути возникает мужчина в фуфайке с дымящейся сигаретой в руке. Честно говоря, стало неприятно от одного его взгляда. И даже на мой вопрос о директоре заведения мужичок ответил не сразу, а лишь после того, как осмотрел меня с головы до ног. «Ну прямо ценитель женской красоты!» – подумала я, пока он проводил визуальный осмотр. В конце концов, отправил меня в нужном направлении и тут же потерял ко мне всякий интерес.

Помещение первого этажа встретило меня гробовой тишиной, темнотой и жутким запахом. На втором этаже запах стал резче, острее. Казалось, им пропитаны даже стены. В кабинете директора Петра Золотова неприятный запах, слава богу, ощущался меньше.

– Приют существует уже девять лет, – рассказывает Петр Алексеевич. – Рассчитан он на 30 человек. Но проживает в нем гораздо меньше: шестнадцать человек, треть из которых – женщины. Ведь мы к нашим постояльцам предъявляем определенные условия: чтобы не пил и мог работать по хозяйству. Не берем инвалидов и людей старше шестидесяти лет – нет возможности ухаживать за ними. Их принимают в Доме-интернате. Не берем молодых женщин: слишком много поползновений по отношению к ним со стороны приютских мужчин. Ещё запрещаем без предварительного уведомления покидать приют. Были случаи, когда назад люди возвращались пьяными. С такими мы, конечно, сразу прощаемся. Дело не в том, что я такой злой. Нет. Просто другие на него посмотрят – тоже выпить захотят, и о порядке можно будет забыть.

Если говорить о режиме, то его здесь нет: просыпаются и засыпают бездомные, когда пожелают, гуляют во дворе, смотрят телевизор, читают. Здесь, кстати, много читают книги.

Проходим с Петром Золотовым по комнатам. В одной из них бомж Иван читает… «Преступление и наказание» Ф.М. Достоевского. Обстановка в комнатках практически одинаковая – в каждой по несколько кроватей, завешенных грязными тряпками, несвежим постельным бельем.

Сразу подумалось: здоровые мужики и женщины, с руками и ногами, а постирать за собой не могут.

– Истории наших постояльцев схожи, – говорит Петр Алексеевич. – Кто-то вышел из тюрьмы, а пока сидел, «добрые» родственники успели выписать из квартиры. Кто-то лишился квартиры по глупости да из-за пьянства, от других отказались родственники.

Схожим является и то, что никто из жильцов приюта не стремится изменить свою судьбу. Им и так хорошо: накормили, спать в тепле уложили, если приболел – полечили. Логика совершенно непонятна человеку с нормальным восприятием жизни.
– На хорошую работу не возьмут, а дворником за семь тысяч я не хочу, – так ответил на мой вопрос один из постояльцев.

Подумалось: неужели лучше на шее у чужого дяди сидеть, чем работать за 7 тысяч? Человек должен развиваться, у него должны быть какие-то интересы, цели в жизни, нельзя же жить овощем. К сожалению, в глазах жителей приюта я интереса не увидела. Разве что ко мне. Да и то, как к новому человеку.

Так что к настоятелю храма святого великомученика и Победоносца Георгия отцу Сергию (протоиерею Баранову) я шла с двумя вопросами: почему они так живут и почему церковь поощряет такое безобразие и безделие?

– Обычные, здравомыслящие люди вряд ли поймут психологию бомжа, – ответил мне батюшка. – Чаще всего бездомному человеку нравится жизнь на улице: никто не командует, никто не заставляет работать. Бывает, что человек сбегает из приюта, ему больше по нраву жизнь на улице. Он привык жить так, как удобно, не ухаживая за собой, не задумываясь о завтрашнем дне. Осуждать мы никого не можем, в жизни разные ситуации бывают. Церковь принимает всех. Но если мы не возьмем в приют человека, который нуждается в помощи, то, возможно, он пойдет воровать, убивать. Если не примем, то холодной зимой на улицах города будет больше замерших от мороза и голода людей. Потому принимаем, обогреваем, кормим. И если кто-то из них захочет нормальной жизни – он обязательно выкарабкается. Главное – захотеть.

Любопытно, чего хотят бомжи, которые обращаются уже не в обычный приют, а в Центр адаптации для бомжей «Феникс» в Орске? Ведь многие бродяги считают его временным убежищем, где полгода можно пожить в хороших условиях, собраться с силами в борьбе за дальнейшее существование, реже – за достойную жизнь.

– Наш центр работает уже девять лет, – поясняет заведующая отделением временного пребывания Нина Самойлова. – Рассчитан он на 60 человек и всегда заполнен до отказа. Контингент самый разный. Но при этом наши клиенты понимают, что кроме властей им никто не поможет, поэтому ведут себя тихо, следят за порядком. Одни приходят сами, других приводят знакомые и родственники. Однажды к нам подкинули пожилого мужчину. В тридцатиградусный мороз просто высадили его из машины и оставили на лавке замерзать – был он в легкой курточке. Потом выяснилось, что родственники выписали мужчину из квартиры. Хорошо, наши сотрудники его вовремя заметили, не дали замерзнуть.

Кстати, среди обитателей «Феникса» много инвалидов-колясочников, которых позже определяют в Дом-интернат для престарелых. Есть здесь и такие постояльцы, которым удалось трудоустроиться при помощи поддержки центра. Для них – отдельная комната.

– Мы даем людям время, чтобы они встали на ноги, собрали денег на съемное жилье, – продолжает директор учреждения Родион Кудашев. – Кроме того, здесь же мы помогаем бездомным оформить документы. На это отводится до полугода. Получил человек паспорт, оформил регистрацию – и вперед, в новую жизнь. Дальше все в руках самого человека.

– Мы, кстати, учим людей элементарным правилам и нормам жизни, – говорит заведующая приемно-карантинным отделением Александра Казакова. – Они порой не могут обслужить себя самостоятельно: год-два на улице – и человек полностью перестает мыться, умываться и даже чистить зубы. Здесь все навыки обретаются вновь. Наши подопечные все делают своими руками в центре: рисуют потрясающие картины, делают стенгазеты к праздникам.

В столовой установлены электрические сушилки для рук. Все чисто, аккуратно. Как говорится, без сучка и задоринки. В жилых комнатах казенный минимализм: койки с бельем, тумбочки, чистый санузел. Все постояльцы опрятные, с радостными лицами. Есть здесь даже семейная пара. Нашли друг друга они в приюте, расписались. Живут здесь в отдельной комнате – пока денег на съемную квартиру не накопят.

Тех, кто злоупотребляет алкоголем, как и в приюте при храме, в центре также не любят. Желающим избавиться от пагубного пристрастия и иных психологических проблем помогают: в центре работает психолог, приезжает нарколог. С одной стороны, кажется, просто райские условия для жизни. Но разве это жизнь – без прописки, родственников и зачастую без цели в этой самой жизни?