Бегом от войны: украинские переселенцы о жизни в Оренбуржье

– Вы знаете, что такое «страшно»? Страшно – это когда в пять утра раздается жуткий свист и взрыв. Когда трясется земля. Когда не знаешь, что делать и прячешься в подпол, только чтобы дети были живы. Когда бомбят целый час. Когда постоянно звучат сирены. Когда твои дети вздрагивают от любого громкого звука. Страшно – это когда у тебя на глазах расстреливают ни в чем неповинного дедушку, который сказал только одну фразу «Вы что, скоты, делаете?!» Просто за это его убили.

Так начался мой разговор с Аллой Платоновой, жительницей одного из пригородов Луганска. Она вместе с близкими и семьей Комаричевых и другом Романом Коночкиным приехали месяц назад из Украины. 14 июня пересекли границу и оказались в городе Ново-Шахтинске, что в Ростовской области. Всего их приехали восемь человек – пятеро взрослых и трое детей. Можно сказать – четверо детей: Алла ждет появления на свет еще одного ребенка.

– Когда мы попали в Россию, то были очень удивлены: мы не ждали такого приема, – говорит Анастасия. – Русские были всей душой за нас – это очень тронуло. Сразу же накормили и предоставили место для ночлега. Теплые палатки, кровати, горячий обед – мы просто были в восторге от такого приема. Хорошо, что мы вовремя успели уехать. Сейчас говорят, границу очень сложно пересечь, никого выпускать не хотят. Таких как мы было много – все оттуда бегут, на Украине больше жить нельзя. А началось-то все из-за чего: кто-то хотел вступить в Евросоюз, а другие были против. Лично мы – за Таможенный союз. Что нам даст этот Евросоюз? Заоблачные цены и продукты, непонятно какого происхождения? Нам кажется, что власти просто хотят забрать наши плодородные земли, заводы, рудники. Нам сказали, что нашу землю продали Америке, и они уже никого не пощадят, убивать будут всех. Хотя официально у нас нет войны.

Во время разговора у меня падает блокнот. Ничего особенного, как кажется, обычная ситуация для любого орского ребёнка. Но такой реакции, которая последовала от ребятишек беженцев, я не ожидала. Испугавшись не очень-то громкого звука, малыши расплакались и прижались к мамам.

– В Ново-Шахтинске местная жительница позвала нас пожить к себе, – продолжает Анастасия Комаричева, – сказала, что находиться у нее можем сколько угодно. Женщина просто пригласила нас – абсолютно незнакомых людей – в свой дом. Долго мы ее стеснять не решились, через пару дней поехали на железнодорожный вокзал за билетами в Орск – здесь у нас живет двоюродная сестра. На вокзале нас ждал неприятный сюрприз – оказывается, наши гривны ничего не стоят и курс стал один к одному. Одна гривна – один рубль. Не хватало, чтобы доехать до Орска. Мы позвонили сестре, и она нам выслала денег. Вот так, можно сказать, в кредит, мы добрались до вашего города. Конечно, нам тут несладко. Не хватает денег, нет вещей. Мы в чем были, в том и уехали. Взяли с собой только паспорта и свидетельства о рождении детей. Чуть похолодает, надевать уже нечего. Мужья устроились на работу, но денег пока мало, на все не хватает. Большое спасибо социальной службе города! Они выделили каждой семье по пять тысяч. На эти деньги мы вскладчину сняли квартиру. Конечно, она не особо хорошая, сами посмотрите.

Анастасия проводит меня по квартире. Обычная трехкомнатная, в девятиэтажке. Кроватей нет, не говоря уже о телевизоре. Из мебели замечаю старые продавленные кресла, да старенькую мебельную стенку.

– А на чем же вы спите? – спрашиваю.

– Один из предпринимателей города привез нам матрасы, на них пока и спим. Как дальше будет, не знаю. Нам нужно все, а где это брать? Сегодня вот газа нет. Мы даже детей не можем накормить. У нас ни микроволновки, ни чайника электрического. Осень настанет – одевать нечего ни нам, ни детям. Нам элементарно даже суп в тарелку нечем налить.

– На Украину возвращаться не собираетесь? 

– А что там делать? Слушать взрывы, постоянно бояться за себя и детей? Сейчас города Славянска уже не существует, несмотря на то, что там до сих пор живут люди, которым просто некуда уехать. Города нет. То же самое может быть и с Луганском. Нам последние месяцы даже детское пособие не выплачивали. Все магазины закрыты, даже хлеб негде купить. И постоянно хочется спать, но страшно: вдруг в наш дом снаряд угодит. Украинские силовики ничьего осуждения не боятся. Стреляют из мощнейших установок по домам мирных жителей только за то, что они отстаивают правду. Когда мы там были, в последние месяцы в Интернете часто стали появляться объявления о наборе физически крепких молодых людей, зарплату обещали 350-500 гривен в день. Ну как в стране, где идет война, могут быть такие заработки. Понятно, куда их набирают – убивать своих же. Когда стало нечего есть, многие радовались своему огороду. Но потом оказалось, что зря урожай выращивали. Эти фашисты спокойно заходили в огород, бесцеремонно собирали все, что им захочется. И ничего сказать нельзя – сразу стреляют. А здесь спокойно. Если все хорошо пойдет, то я, может быть, и на третьего ребенка решусь, – смеется Анастасия.

– С родственниками связь поддерживаете?

– Очень скучаю по родителям, они у меня в Луганске остались, – говорит Алла. Уехать не могут – мама парализованная. Да и не хотят они оставлять то, что нажили за свою долгую жизнь. Вчера я им первый раз за две недели дозвонилась. Украинские солдаты разбомбили телефонную вышку, чтобы люди не могли связываться с внешним миром. Но наши ополченцы сумели восстановить связь. Теперь я хоть так переживать не буду, в моем положении нельзя.

Я смотрела на этих ни в чем неповинных людей, которые стали жертвами преступной политики киевской власти, и думала: «И что с ними будет дальше?» В чужом городе, в чужой квартире, без постоянной работы. Что будет с их детьми, которые в два годика пугаются звука любого падающего предмета. Что делать, когда нет будущего? И когда закончится эта война, вынуждающая людей бежать со своей родины.