Отец Варнава: Главное дело любого монастыря — молитва
В Оренбурге решением Священного Синода РПЦ открыт Димитриевский мужской монастырь. Буквально в семи шагах от храма святого великомученика Димитрия Солунского по улице Попова живут восемь насельников. Пятеро из них – иеромонахи, которые ведут службу в храме. Отец Варнава, любезно пригласил журналистов газеты «Оренбуржье» в гости и рассказал о миссии нового монастыря.
фото: Олег Рукавицын, "Оренбуржье"
Местожительство монахов и приход расположены в практически в семи шагах друг от друга. За кованой дверью — небольшой дворик с аккуратными кустиками цветов, подстриженными деревцами и мягкой газонной травой. Слева – старый дом, переделанный под кельи, справа – кирпичный новострой, тоже монашеский корпус. Тихо. Ледяной ветер, гуляющий за забором, здесь как будто не имеет власти. Несущиеся в обычном для города бешенном ритме мысли, успокаиваются. Хочется прислушаться к себе, внимательно заглянуть в глаза собеседнику и не упустить ни одного слова и жеста.
Первое, что бросилось в глаза: нет мастерских, огорода. Да и территория не настолько велика, чтобы разместить здесь какое-то производство. Вспомнилось прочитанное о старинных монастырях: испокон веков монахи жили своим трудом. Имели сельхозугодья, скот, пекли хлеб, квасили капусту и разводили пчёл. Ручной труд дополнял молитвенную жизнь обитателей подворий, скитов и монастырей. И за трудолюбие в том числе уважали монахов русские люди.
Чем же сейчас занимаются насельники городского монастыря? – с таким вопросом я обратилась к отцу Варнаве.
— Пока мы занимаемся ремонтом старого наследства и строительством нового корпуса. В будущем хотим открыть квасной цех, перенести сюда из храма просфорню. Не исключено, что будет свечное производство.
— Почему мужской монастырь решили открыть именно в Оренбурге, где уже есть женский монастырь, множество церквей, семинария?
— Главное дело любого монастыря – молитва. У обители в городе, я считаю, ещё одна цель – быть духовным и культурным центром. Так в России было всегда.
Задумайтесь на минуту о том, что здесь живут люди, которые отреклись от семьи, имущества, даже от своей воли, и всё только ради служения Богу. Идёт постоянная молитва не только за себя, но и за весь город, за Россию. В таком месте всегда преизобилует божественная благодать.
Есть верующие, которые преодолевают многие километры пути для того, чтобы помолиться и попросить совета именно в монастыре, встретиться со старцами. В городах тоже всегда была нужда в монастырях. Например, в Москве – их множество, в том числе подворий. Значит, это нужно кому-то. Где больше людей, там и большая необходимость в духовных источниках.
— Чувствуете ли вы в себе силы создать в Оренбурге настоящий духовный центр, учитывая немногочисленную братию и крохотный участок земли?
— Численность монахов в монастыре не имеет решающей роли. У Сергия Радонежского в XIV веке было всего 12 насельников. Но его монастырь был духовным центром всей России. В отношение нашего монастыря хочу сказать о том, что должно пройти время, и не 5-10 лет, а 15-20, для того чтобы говорить о его духовной значимости.
Я – коренной житель Оренбурга и помню, что было в самом начале возрождения Успенского женского монастыря по улице Аксакова. Это были брошенные воинские склады с развалинами старых монастырских стен. Монахиня Варвара с сёстрами вручную разбирала кирпичи и мусор. После её кончины работы возглавила игуменья Флора.
Прошло около семи лет, и посмотрите, сколько там уже сделано! Построен нижний и верхний храм, всюду цветы. Идёт неспешная ежедневная молитва без сокращений. Определённое количество людей, у которых есть возможность прийти в приходскую церковь, почему-то идёт сюда.
— В чём же особая духовная сила монастыря?
— Чтобы понять, чем отличается церковная атмосфера от монастырской, приведу аналогию с медициной.
Больной человек вправе выбрать, куда обратиться за помощью: в медпункт, больницу или научно-исследовательский центр. То же самое и верующий человек. За разрешением духовных вопросов, душевной боли он может прийти в часовню, церковь, собор или в монастырь. Хотя, подчеркну, что я ни в коем случае не умоляю значимости приходских церквей. Там тоже идёт духовное исцеление. В любом храме вы попадаете, как будто в другое измерение. Но в монастыре это особенно сильно чувствуется. В перестроечное время в России было около десятка монастырей. Через 15 лет их стало 500. Сейчас их около тысячи. И, заметьте, их строят не по указке сверху. Духовная жажда людей, как бы патетически это не звучало, — вот главный двигатель.
— Отец Варнава, есть ли у вас близкие? Навещаете вы их?
— Да, мои родители живут в Оренбурге, преподают в вузах, брат — в Москве. Я иногда захожу домой. Но стараюсь, чтобы встречи были как можно реже.
— Почему?
— Монах отрекается от мира, как бы умирает для него и с новым именем начинает другую, духовную жизнь. Поэтому в мир ему желательно выходить не часто. Например, когда я в 2002 году ушёл в Свято-Андреевский монастырь, то целый год вообще не разговаривал по телефону ни с кем, кроме нашего духовника – схиархимандрита отца Серафима. И я считаю, что подобный период необходим в становлении монаха.
Раньше святые отцы уходили на десятилетия в пустыню для того, чтобы обрести Бога. Но при этом навсегда не порывали с миром, а вступали с ним в другие отношения. Они молились за весь мир, они любили его. Но любовь это иная, не такая, как в миру, где отношения отравлены эгоизмом и грехом.
В миру каждый человек тянет на себя одеяло. Уход в монастырь – это и есть уход от этого перетягивания. Но и в монастыре монах продолжает бороться с эгоизмом и это продолжается всю жизнь.
По большому счёту жить для Бога и ближнего – это задача каждого христианина. А монастырь – это только один из способов достижения этого идеала. Но всегда во все времена были и будут люди, выбирающие такой путь.
Выходя из скромной кельи игумена, которая почти ничем не отличается от комнатки простого послушника, мне подумалось о том, что через какое-то время под окнами монастыря своей очереди на беседу со святыми старцами и прозорливыми монахами будут дожидаться многие из нас. А пока самое начало…
