Олег Рукавицын: Письма

Те, что встречают и провожают осень, вот они, под ногами, на полотне снега. Отрывной календарь осени от яркого солнца до белых мух. Серые, словно пергамент. И если приглядеться, можно увидеть на них письмена, да что там — свою осеннюю непохожую жизнь. С редким вдохновением погожими днями и паром изо рта на рассвете. Листья. Посланники нового времени года знаменуют теперь его окончание. Всё, как в человеческой жизни, как в социуме, только без нервов, политики, денег… Словно упавшие, замеревшие птицы, совсем недавно кружившиеся отблесками тепла. Замеревшие. До возрождения.

Они — шёпот леса, ещё доносящийся с верхушек деревьев. Скажите же мне своим древним голосом, что всё будет хорошо. Хотя бы просто БУДЕТ. Этого вполне достаточно.

Околдованные преющим запахом, мы бродим пустыми белыми аллеями, ищем покоя и светлых мыслей. Умиротворения после кипящих страстей, сжигающих душу изнутри. Останавливающих в конце концов сердце. Кто бы сказал нам вовремя, что «оно того не стоит». Лишь шёпот и молчание. Тлен и перерождение.

Листья-письма. Напомнят о прожитом вмёрзшие поздним янтарём в реку. Читайте же их, если сможете. Несколько слов на аномально пламенеющей ладони русского клёна посреди снега. ВРЕМЯ. БОЛЬ. ЛЮБОВЬ.

Я оставил всего пару фраз на остывшей золе,

Но они задымили и в сизом пространстве повисли,

Когда тихие дети деревьев лежат на земле,

Я не знаю, зачем эти песни, зачем эти мысли.

Те же рельсы на мёртвом вокзале, и как ни крути,

Та же мудрая жизнь в этой долгой трёхмесячной смерти,

Я оставил надежду искать запасные пути

Здесь, на улице Ангелов, где поселились лишь черти.

Тридцать первое, ночь на подходе гремит фонарём,

Первым бликом заката мой город как будто расколот,

Где-то съёжилось завтра, а что мы туда заберём?

Эту осень, но я почему-то люблю её холод.

Я оставил события рядом, к себе не впустив.

Ты прекрасна, как сон, из которого что-то забылось,

Но за дверью темно, будто дальше отвесный обрыв.

Ничего, никого, кто спросил бы тебя: «Что случилось?»