Павел Павлючик: Войну я встретил в Брестской области

Война и дети… Трудно представить что-то более несовместимое. 22 июня 1941 девятилетний Павел Петрович Павлючик встретил войну в деревне Малые Лепесы близ города Кобрин Брестской области. Сейчас ему 83 года.

— К тому времени я уже лет пять работал вместе со старшим братом. Мы были пастухами. Он пас коров, а я — овец. Это было воскресенье – единственный день, когда нам разрешалось поспать подольше. Я помню, как мать встревоженным голосом разбудила нас: «Вставайте! Война началась!». Мы тогда не придали этому особого значения. Ну и что, что война?

— Выбежали на улицу. Низко над землей летели немецкие самолеты со свастикой. Никогда не забуду, как соседская женщина, вытянув руку, показывала пальцем вверх и кричала «Смотрите! Смотрите!». И в этот момент, может, пулей, а, может, осколком ей отстрелило этот самый палец.

— В паре километров от нашей деревни располагался аэродром и военный гарнизон (здесь базировались штабы 4 армии Западного Особого военного округа 10 авиационной дивизии 123 истребительный авиационный полк 944 отдельный батальон связи). И многие военные офицеры с семьями занимали комнаты в соседских домах. В тот день они спешно собрали вещи и уехали в штаб. Вокруг города развернулись жестокие бои. Кобрин был оккупирован германскими войсками 23 июня 1941 года. Немецкое командование расположилось все в том же военном городке.

— Тогда в городе проживало около пяти тысяч евреев. Вскоре после оккупации для них были созданы два гетто: первое — для нетрудоспособного населения, второе – для специалистов и всего трудоспособного населения. Евреи Кобрина должны были носить отличительный знак желтого цвета на спине. Уже в июле все обитатели первого гетто были расстреляны. А в октябре 1942 заключенные второго гетто (более четырех тысяч человек) были выведены в район деревни Хидры в Борисовском лесу и расстреляны у заранее приготовленных четырех огромных ям. Около 100 евреев смогли бежать из гетто накануне расстрела и вступить в партизанские отряды.

— Брат моего отца Михаил Денисович рассказывал о случае, произошедшем с ним в те дни. Он работал в поле. И вдруг увидел, как по дороге бежит крупный мужчина, это был еврей. За ним еле поспевал немецкий солдат — кричал и стрелял ему в след. Однако еврей был так силен, что ушел далеко в отрыв. Но тут немец заметил моего дядю. Подбежал к нему и под страхом смерти забрал коня. Фашист вскочил на лошадь, догнал мужчину и убил.

— К тому времени у нас в доме поселились две киевлянки, бежавшие из оккупированной Украины. Они работали в немецкой офицерской столовой. Однажды ночью к нам пришли партизаны. Вообще они часто приходили – брали продукты, искали оружие, вербовали население. В этот раз они пришли с заданием для украинок – подложить мину в столовой в момент наибольшего скопления людей. Девушки справились — во время завтрака в столовой прозвучал взрыв. Их публично повесили на Кобринской площади, ныне площади Свободы. В память одной из них названа улица города – улица Данилевской. В тот день казнили еще шестерых человек. Один из приговоренных мужчин был такой крупный, что веревка не выдержала и оборвалась. Все ликовали, думая, что ему даруют жизнь. Но нет…

— Среди этих шестерых был и брат моей мамы Моисей Павлович Игнатюк, подложивший мину под фашистский поезд. Узнать, кто же это сделал, немцам помог роковой случай – им в руки попал поименный список связных, который нашли в сумке погибшего партизана. Я помню, как моя бабушка Ксения Даниловна Игнатюк, мать Моисея, была в тот день на площади. Она не знала, видел ли сын ее в толпе, но он низко поклонился перед смертью. Бабушке стало плохо и она начала падать. Стоящая рядом женщина подхватила ее и держала до самого конца… Моисею был 21 год.

— Всех казненных закопали на окраине города в общей могиле. Кто-то из знакомых рассказал о месте захоронения. И ночью, взяв повозку, бабушка отправилась туда с одним из сыновей. Они раскопали могилу, достали тело Моисея и перезахоронили его на кладбище.

— В 1942 году моего отца отправили на работу в Германию. От него успело прийти два письма. Во втором сообщалось, что он бежал на фронт и воюет на стороне Красной армии. А в 1943 пришла похоронка: «Ваш муж, красноармеец, Павлючик Петр Денисович, находясь на фронте, пропал без вести». Мама еще надеялась, но отец так и не вернулся.

— В 43-м, ближе к наступлению Красной армии, часть немцев перебралась к нам в деревню. Прямо рядом с нашим домом был устроен «бункер» — палатка, обложенная бревнами и засыпанная землей до самого верха. Офицеры расселились по домам деревенских. У нас жил начальник продовольственного склада Вена, — так мы его называли. Хороший был, добрый. Каждое утро мама оставляла для него стакан молока. А он угощал нас конфетами. Ох и вкусные были! А еще он красиво играл на губной гармошке.

— В составе немецкой армии были так называемые «власовцы» — бывшие советские военнопленные и эмигранты — подчиненные генерала Власова. Им выдали форму со специальными знаками обозначения. Один из таких сбежал к партизанам и, видимо, рассказал о том, как расположились немецкие военные в деревне. Через некоторое время партизаны организовали налет. Всю ночь шла стрельба. Потери были с обеих сторон. После этого случая немецкое командование распорядилось оборудовать смотровые вышки по периметру села. Всю деревню выгнали на стройку. Теперь на вышках круглосуточно дежурили часовые. И однажды и я попал под прицел одного из них. Я, как всегда, пас своих овечек. И тут заметил на земле патроны. Стал их собирать. Хожу, ищу в траве, складываю… Вдруг выстрел и свист пули мимо уха! Глядь, а часовой с вышки наблюдает за мной в бинокль. Я упал в траву и не дышу от страха. Он больше не стрелял. А вечером, когда я играл с мальчишками, к нам подошел гестаповец. Смотрит на меня и зовет: «Ком! Ком!». А я притворился, что не понимаю, и говорю мальчишке рядом: «Иди, это тебя», и толкаю его. Но немец замотал головой и пальцем на меня показывает. Не отвертелся… Он привел меня в дом к женщине, у которой жил. Сказал ей что-то на немецком. Она посмотрела на меня и спрашивает: «Что ты собирал в поле?». А я отвечаю: «Гильзы!». Полчаса она пыталась объяснить немцу, что такое гильзы. Наконец, он отпустил меня, сказав, чтоб я больше так не делал.

— Весь период освобождения сопровождался постоянными бомбежками. Ночью бомбили русские самолеты, днем немецкий бронепоезд. В домах ночевать было опасно и все перебирались в сооруженные на краю села землянки. Бывало, сидеть в них приходилось очень долго. Когда немцы отступали, то забрали весь скот, перестреляли всю домашнюю птицу, зачем-то убили даже нашу собаку. Я тогда поинтересовался у мамы, а где же мои овечки?

— Нас освободили 28 июля 1944 года. Без отца и без хозяйства мы оказались на грани выживания. Все немногое, что осталось после немцев, приходилось отдавать на фронт. Огромную помощь нам оказала тогда одна из маминых сестер – на время нам дали корову! На всю жизнь мне запомнился тот день. Мама разбудила меня рано утром, было еще темно — за коровой предстояло идти около 30 километров. Обуви не было, и я в кровь сбил себе ноги. На обратном пути теткин муж провел нас немного. Дальше нам пришлось идти самим. Путь лежал через реку – по понтонам вместо разрушенного моста. И корова ну никак не хотела ступать на них. Вырывалась, громко мычала. Моя мать, изможденная женщина, и я, тощий мальчишка, чем я мог помочь? Долго мы боролись с упрямым животным. И почти отчаялись. Но тут к нам подошел незнакомый мужчина, он взял корову и помог перевести ее. Вернулись мы уже ночью. Я упал и заснул мертвым сном.

— После войны через нашу деревню шел нескончаемый поток беженцев – с малыми детьми, с немощными стариками. Кто-то возвращался домой, а кто-то наоборот шел в поисках нового дома. Они нередко заходили к нам, голодные и истощенные, просили хлеба или картошки. И никогда, не смотря на всю нашу бедность, мать никому не отказывала.

Справка RIA56:

После войны Павел Петрович Павлючик закончил школу, отслужил в рядах морской авиации, работал на кораблестроительном заводе в Николаеве. Более 30 лет отработал на газокомпрессорной станции Кобрина. Его фотография была на доске почета «Лучшие люди города». Награжден орденами Трудовой Славы 2-й и 3-й степени.