Новости с фронта: Разведчик Бровко

11 февраля 1943 на страницах газеты «Чкаловская коммуна» был опубликован рассказ Ивана Святогора.

Рассвет. Из земли, словно из туннеля, вышел рослый сержант в короткой, крепко затянутой шинели, с топором в руках.

Изрубив на мелкие чурки лежащее неподалеку сухое дерево, он набрал большую охапку дров и вернулся обратно в землянку. В ней было по-прежнему тихо и сумрачно. Товарищи еще сладко спали в предрассветной тишине.

Сержант разделся, подбросил в чугунку хворосту и присел. Скрутил из газеты «козью ножку», закурил. Белые хлопья дыма плавно потянулись к маленькому окошку землянки, в которое слабо врывался рассвет.

Ему не спалось. Не спалось потому, что воевали уже недалеко от родных мест, на родной земле украинской. И каждый раз, когда садилось солнце, он смотрел на запад и думал: «Там, где садится солнце, — мое село. Всего семьдесят верст, семьдесят». И эти семьдесят верст не давали ему покоя. Говорили, что семья его погибла. Но никто не знал – правда это или нет…

Докурив «козью ножку», сержант спокойно встал и подошел к постелям, где спали его боевые друзья.

— Ну, хлопцы, — начал будить он их, — хватит. Вставайте!

Товарищи, лежавшие на пышно выстеленной соломе, завертелись, сладко потянулись и сели.

— А ты что, Бровко, уже на ногах? – спросил коренастый сибиряк Соболев. – Ранняя птица. Когда же ты спишь?

— Ну, добре, ранняя чи ни, не будем обсуждать. Вставайте, — заторопил их Бровко. – А то, може, вызовет комбат и скажет: выступить в разведку, а мы не готовы, тоди що?

— Неужели уж так рано и в разведку? – удивленно переспросил его Гетешвилли, маленький ростом, худощавый, с орлиным носом, грузин.

— А чего тут удивляться? Разве вы не знаете нашего комбата. Ему, брат, коды захочется, тогда и пошлет.

И не успел Бровко произнести эти слова, как в землянку вбежал бравый посыльный Андреев.

— Товарищ сержант, вас срочно вызывают в штаб батальона.

— Ну, от я ж говорил… — подчеркнул с улыбкой Бровко и торопливо стал одеваться, наказывая: привести землянку в надлежащий вид, поесть и в полном боевом порядке ждать его.

В батальоне Бровко долго не задержался. Получив приказание достать «языка» и произвести наблюдение за дорогой, он возвратился в землянку, навьючил на себя походный арсенал и ушел с товарищами через линию фронта. Решил подкараулить и снять немецкого связного.

Когда вдали послышалось стрекотание мотоцикла, Гетешвилли натянул проволоку: она легла поперек дороги, укрытая слегка землей. Стали ждать.

Мотоциклист ехал медленно и после аварии сразу же вскочил на ноги и бросился к мотоциклу. Он был с коляской и поэтому не перевернулся. Но немцу преградил дорогу Бровко.

— Куда прешь, гадина? – крикнул сержант, задыхаясь. – Куда, спрашиваю?

Бровко грозно надвинулся на немца. Тот стоял ошеломленный, побледнел, но вопрос понял и ответил:

— Домой. На Воронеж!

— В Воронеж? Вы слышите, — обратился Бровко к товарищам. – Ах ты, арийская душа, — крикнул он, не помня себя от ярости, — Воронеж домом зовешь? Ах, ты…

Не успели товарищи опомниться, как мотоциклист уже лежал, уткнувшись лицом в мерзлую землю. Только тогда Бровко снял палец со спуска автомата.

Подошел Гетешвилли.

— Ничого не зробиш, — сказал Бровко. – Душа моя не витрымала. Трэба хоч мотоцикл доставить, как думаете?

— Конечно, — ответил Соболев.

Товарищи вернулись к себе на третий день. Когда в клубах дыма показался мотоцикл, бойцы обедали. Все вскочили на ноги.

— Кто это летит? – терялся в догадках младший лейтенант Скуратов. Он так и остался стоять с ложкой в руке, позабыв про суп. – Наверно, офицер связи из штаба. А третий пассажир откуда?

Водитель резко затормозил. Потом подошел к младшему лейтенанту, доложил:

— Сержант Бровко, бойцы Соболев и Гетешвилли задание выконалы. Сведения доставлены, а также документы снятого мотоциклиста, и его средства передвижения…

Бровко выпалил все сразу, отчетливо и громко, а затем осекся и, сбавив тон, добавил виновато:

— Шо касается «языка», то группа не доставила такого по причине сержанта Бровко: ошибочный выстрел.

— Плохо, сержант Бровко, — сухо заметил младший лейтенант Скуратов.

— Шо ж делать, если воны у меня не ранятся, а убиваются? – пожаловался разведчик. – Душа не терпить их.

Через несколько дней командир батальона Петров вызвал сержанта. Он вошел в землянку, шурша плащ-палаткой. Командир батальона пошел ему на встречу.

— Что ж то вы с «языком» повздорили? А? – спросил он добродушно и тут же сказал, подчеркивая каждое слово: — Хочу дать вам новую задачу – более трудную и опасную.

Капитан остановился у карты, разостланной на столе, и стал объяснять.

— Дозволите итти?

— Идите и помните: эшелон с танками должен быть пущен под откос. Чтобы ни случилось, выполните до конца долг советского человека. Вы меня поняли, Бровко, чтобы ни случилось…

Бровко ничего не ответил. Молча он полез в карман гимнастерки, нашел среди бумажек фотографию и протянул ее капитану.

Капитан знал, что люди на войне любят показывать карточки близких – детей. Он не хотел обидеть Бровко и взял у него карточку, хотя считал, что время для воспоминаний выбрано неудачно.

Со снимка смотрела молодая, с заплетенными косичками милая женщина. Рядом с ней, обняв маленькими ручонками ее шею, стоял на кресле мальчик. Он был одет в матроску с якорями на рукавах. Лицо мальчика выражало изумление, его не могла стереть ретушь сельского фотографа. Петров внимательно рассматривал фотографию, но не понимал, к чему она.

— Мои, — сказал, наконец, Бровко после трудного длительного молчания. — Немцы повесили, прямо на шляху, жена и хлопчик. Николаем звали.

И с какой-то крутой, внезапной силой продолжал: — Так неужели моя рука задрожит?

Помолчав, Бровко глухо добавил:

— Так шо эшелон на той станции, товарищ капитан, можете доверить мне со спокойной душой…

Голос его дрогнул.

Капитан Петров молча отдал фотографию. Он не сказал больше ни слова.

Бровко бережно завернул карточку и спрятал ее в карман шинели. Затем отдал честь и вышел из землянки. Падал редкий снег.  

НОВОСТИ ПО ТЕМЕ:

Новости с фронта: RIA56 запускает новый проект о Великой Победе