В поисках халифата: что означает для России предстоящая победа в Сирии

Деблокада Дейр-эз-Зора и выход тяжелых соединений сирийской арабской армии к реке Евфрат наглядно демонстрируют новую обстановку в продолжающейся уже более пяти лет гражданской войне в Сирии, в которой последние два года активное участие принимает Россия. Говорить о «полной победе» над террористами пока рано, но подумать о том, каким будет мир после окончания сирийской кампании уже, видимо, пора.

Последние несколько месяцев, с момента повторного освобождения Пальмиры в марте 2017 года, сирийская армия и ее союзники добились значительных успехов, зачистив от террористических группировок «Исламского государства» большие территории в центре, на юге и на востоке страны. Этот период боевых действий характеризуется резко возросшей, благодаря российской поддержке и полученному боевому опыту, боеспособностью сирийских подразделений. Ряд болезненных уроков, полученных сирийским военным руководством, заставил Дамаск внимательнее отнестись к российским предложениям о реформе систем боевой подготовки, а роль российских специалистов в планировании и подготовке военных операций резко возросла. Кроме того, можно выделить следующие характерные черты:

1. Системный паралич действий спонсируемой США и другими странами запада «светской оппозиции», фактически выступавшей «умеренным крылом» исламистских радикальных формирований, не относившихся к ИГ.

2. Отсутствие значимых конфликтов сирийских и прозападных курдских формирований, которые многими ожидались после входа САА в соприкосновение с курдскими территориями.

3. Фактический отказ Турции от активной политики в северной части Сирии, и как следствие резкое снижение активности ранее поддерживавшихся Турцией формирований боевиков в этих районах страны.

4. Рост возможностей сирийской армии и союзных Дамаску формирований по оперативной переброске сил на разных направлениях, благодаря взятию под контроль ряда стратегических трасс и перекрестков, и снижение таких возможностей у ИГ.

5. Снижение эффективности поддержки исламистов со стороны зарубежных спонсоров, обусловленное рядом причин как внутрисирийских, так и глобальных.

6. Активная политическая работа российского центра по примирению враждующих сторон в Сирии, офицеры которого обеспечили замирение многих оппозиционных группировок и целых районов, что сильно снизили нагрузку на САА и повысило ее мобилизационные возможности.

На фоне этих процессов Россия продолжила оказывать активную военную поддержку Дамаску, как поставками вооружения и военной техники, так и действиями собственных вооруженных сил. Планирование ряда операций было прямо отдано российским структурам, при этом некоторые источники отмечают, что наступление на Дейр-эз-Зор непосредственно планировалось российским генштабом, пишут Известия.

Опрошенные порталом iz.ru специалисты отмечают изменившийся почерк операций, в частности — рост скорости продвижения и значительно более массированное применение авиации на поле боя, что указывает на резко выросший уровень координации действий между российскими и сирийскими командными структурами.

 

Отрезанный формированиями ИГ Дейр-эз-Зор три года находился в блокаде, выдержать которую город смог благодаря воздушному мосту, обеспеченному сначала сирийской авиацией, а затем, в заметно большем масштабе — ВКС РФ и зафрахтованными транспортными самолетами некоторых частных компаний, и скудному ручейку частной торговли, который смог пробиться через контролируемые террористами территории. Несколько крупных наступлений, организованных ИГ за это время, не увенчались успехом, даже несмотря на «помощь» извне — удар ВВС США по позициям сирийской армии в сентябре 2016 года не привел к падению обороны города. При этом сирийские военные сохраняли боеспособность, включая поддержку сложных систем вооружения — остававшиеся на аэродроме Дейр-эз-Зор истребители МиГ-21 и учебно-боевые самолеты  L-39 продолжали боевые вылеты, в том числе и с использованием кустарных боеприпасов.

Деблокада Дейр-эз-Зора, помимо прочего, означает дальнейший рост маневренных возможностей сирийской армии и их союзников и закрепление за ними инициативы, что облегчает дальнейшее решение военных задач. Следствием этого процесса становится возросшая актуальность политического вопроса о будущем Сирии — который необходимо решать уже сейчас, чтобы избежать возобновления конфликта после ожидаемого поражения ИГ. Вместе с тем очевидно, что продемонстрированные военные и политические возможности России сильно поднимают акции Москвы и Дамаска в этом торге, а заметное смягчение сирийского режима дает больше шансов на дальнейшую демократизацию сирийской внутренней политики, чем химера «вооруженной светской оппозиции» с маячащими за ней радикальными исламистами.

Вход России в сирийскую кампанию в 2015 году был обусловлен необходимостью не только сохранить позиции Москвы на Ближнем Востоке, но и решить куда более актуальную и приземленную задачу — ликвидировать конвейер по подготовке командных кадров для возможного «джихада» на территории России и стран бывшего СССР. Популярность бывших советских кадров среди боевиков объяснялась легко — подавляющее большинство взрослых жителей бывшего СССР, в том числе исламских стран Центральной Азии, пока еще имеет в среднем значительно более высокий уровень образования и базовой военной подготовки по сравнению с выходцами из исламских стран третьего мира, С учетом того, что в иные моменты кадры с постсоветского пространства, составляли более половины командного состава боевиков, эта война становилась, по факту, внутренним делом России.

Эта задача была решена — по данным информированных источников, средняя смертность полевых командиров выросла более чем на порядок, что резко сократило поток желающих «приобрести боевой опыт». Очередной «запятой» в этом процессе стало уничтожение в Сирии «военного министра» ИГ Гулмурода Халимова — в прошлом командира ОМОН МВД Таджикистана. Кроме того, налаженное еще в первой фазе конфликта сотрудничество спецслужб позволило обезвредить на территории России и соседних стран ряд структур исламистов.

Отдельно стоит отметить выдающуюся роль флота, сумевшего при остром дефиците сил, обусловленном многолетним недофинансированием, решить задачу обеспечения российского контингента в Сирии всем необходимым, поддерживая «Сирийский экспресс» на протяжении всей войны начиная с 2012 года. Кроме того, флот продемонстрировал свои боевые возможности, нанеся по объектам боевиков ряд ударов крылатыми ракетами из Каспийского и Средиземного морей.

Тем не менее, даже если в ближайшие месяцы разгром ИГ и других исламистских формирований в Сирии будет завершен, спокойной жизни ждать не приходится. Особенности сетевой структуры ИГ могут обеспечить новое прорастание радикальных группировок в любом исламском регионе, и эта угроза остается актуальной как в отношении территории собственно России, так и в отношении стран советской Средней Азии. При этом возможности российских спецслужб, в отличие от многих зарубежных коллег сумевших наладить разведку в отношении радикальных группировок, конечно, облегчают борьбу с ними, но отнюдь не ликвидируют угрозу полностью.

Во многом происходящее в Сирии сейчас напоминает историю Первой архипелагской экспедиции русского флота в 1769-1775 гг., успех которой во многом обеспечил победное для Российской Империи завершение русско-турецкой войны 1768-1774 гг. Разбив турецкий флот в нескольких сражениях и обеспечив блокаду проливов с юга, российская эскадра значительно снизила возможности Османской империи по противодействию русским силам в Причерноморье. При этом в рамках кампании российские войска действовали и в Леванте — в частности, осадив и принудив к капитуляции Бейрут. Фактически экспедиция решала схожую с современной задачу: отвлечь Халифат (которым тогда являлась Османская Империя), лишив его возможностей действовать на территории России. Вместе с тем, победное окончание русско-турецкой войны, следствием которой стало закрепление России в северном Причерноморье и Крыму, не исключило угрозу как таковую — следующие восемь десятилетий для России прошли под знаком большой Кавказской войны, где поддержанные османами формирования горцев Северного Кавказа действовали в рамках идеологии священной войны против неверных, по сути идентичной современному радикальному исламу. Исторические аналогии всегда довольно условны, но в любом случае говорить о том, что разгром ИГ в Сирии ликвидирует угрозу окончательно, не приходится.