Диана Кан: Что любить, а что ненавидеть?..
«Что любить, а что ненавидеть?..»
Ясность по этому вопросу важна не только для писателей и поэтов
Принято считать, что творческая конкуренция, как всякая внутривидовая борьба, практически неотъемлемый атрибут любого творческого сообщества. Куда, мол, без неё? Но порой мы совершаем подмену, называя творческой конкуренцией то, что ею не является. Если наша цель – качественный литературный продукт, а главный враг писателя человека – его же собственные слабые стихи, то конкуренция – это вовсе не борьба внутривидовая, а борьба с самим собой.
И основной «театр военных действий» любого писателя совершается за рабочим столом – борьба за право написать лучше, за право взять очередную творческую высоту. Конкуренция с самим собой за самого себя. И лишь когда эту борьбу пишущий человек проиграл сам себе, он подспудно признавая своё фиаско, начинает ненавидеть и бороться – с собратьями по перу, чиновниками и проч, выдавая тщету за неизбежность профессии писателя. Как говорят философы: «Победи себя и ты будешь так счастлив, что тебе не надо будет побеждать других».
Логично, что большинство проблем и интриг в любом творческом (да разве только творческом?) сообществе проистекает от творческих «трутней». Рабочим-то пчёлам заниматься интригами, доносами и подковёрностями просто недосуг. Не до них в общем!
Имитацией литературы трутни могут заниматься годами. Тем не менее однажды наступает момент истины, когда выражаясь словами короля в знаменитом фильме «Золушка», «никакие связи не могут сделать ножку маленькой, а душу большой». Добавим – и никакие интриги не сделают тексты творчески состоятельными, если они таковыми не являются.
Момент истины в каждом конкретном случае наступает в разное время, но он неизбежен. И этой неизбежности не могут помешать ни гибкий позвоночник, ни клыки вместо крыльев, никакие красные писательские «корочки».
Прискорбно, когда авторы бездарных «нетленок» в состоянии нынешнего литературного межсезонья-безвременья становятся не просто членами писательского сообщества, но выбиваются в литначальники и начинают пытаться вершить писательские судьбы. Короче, трутни начинают повелевать пчёлами, действуя по принципу: «И мы в писательской организации работали бы ещё лучше, если бы нам не мешали писатели».
В таком формате неформатом (пардон за тавтологию!) неизбежно становятся по-настоящему талантливые труженики пера, которые, по сути, и создают литературу. Памятуя Шекспира: «Где Брут живёт, там Цезарь жить не может». И происходит процесс выдавливания истинных словотворцев бездарно агрессивными литфункционерами, делающими ставку на графоманов, как логичных своих союзников. Нельзя сказать, что такое происходит часто, но прямо скажем, нередко.
По отношению к настоящей литературе у многих творчески не состоявшихся писателей включается принцип, озвученный нашим классиком: «Не доставайся же ты (литература!) никому!». Причём, что самое забавное — такое литературное безвременье проходит вовсе не тихо, а весьма кипуче. Хотя профессия писателя как раз тихая, а по меткому определению выдающегося современного литературного критика Вячеслава Лютого, «одинокая» профессия.
Нехватку реальных творческих достижений в слове, в текстах люди неталантливые частенько микшируют огромным количеством дипломов, умением свою томную лирику сделать многотомной, а также имитируя внешне бурный литературный процесс, более похожий на броуновское движение. В просторечии это называется модной ныне шутливой аббревиатурой СимБурДэ (симуляция бурной деятельности). Выхлопной пар опять-таки идёт в свистки, но отнюдь не в двигатели.
Лично я знаю литературных функционеров из числа талантливых писателей, отдельный разговор о том, как их занесло на эти «галеры», но свою работу они именно как галеры и воспринимают. Знаю и других литературных председателей, скажем так, не гениев, но при этом настолько искренне любящих литературу – и в себе, и в других, что они тоже становятся настоящими подвижниками на литературном поле, неустанно его возделывая и отрывая золотое время от собственного творчества.
Но порой на руководящие писательские посты путём всевозможных рокировочек приходят люди сколь же бездарные, столь и агрессивные. И тогда литпроцесс принимает формы болезненные. Хотя нет худа без добра: чем болезненнее ситуация, тем быстрее она разрешается. Так, в частности, произошло в Оренбурге, где с недавних пор известные писатели России, имеющие оренбургское «гражданство», были вынуждены выйти из писательского областного отделения и зарегистрировать ещё одну писательскую региональную «ячейку».
Ничего страшного в такой ситуации нет, просто творчески состоятельные люди таким образом дистанцировались от тотального «очленения» агрессивно-послушного бездарного большинства, от никому ненужных скандалов и разборок, ибо в конечном итоге на то мы и цивилизованные люди, что обязаны уметь говорить вежливо даже с оппонентами.
Коллеги из разных регионов России сегодня всё никак не могут окончательно определиться на предмет сути писательского сообщества. Писательский союз – это общедоступная организация или элитарный «орден профессионалов»? Не берусь выступать истиной в последней инстанции, но моё мнение, которое я никому не навязываю, но, как говорится, полностью разделяю – наше писательское сообщество – в первую очередь сообществопрофессиональное. А если оно таковым быть перестало, то главные виновники такой ситуации – мы сами, писатели. Потому сами и должны подумать, как преодолеть подобную ситуацию. Иначе какая, спрашивается, разница между писательской организацией и, скажем, обществом любителей пива?
Но, даже не будучи писателем, а просто любя литературу, нельзя не понимать, что нередко на звание литературы начинает претендовать то, что литературой не является в принципе. Мелкотемье и бестемьеникогда не были форматом русской литературы, которую волновали проблемы глобальные, именно потому она и стала великой. А как порой навскидку откроешь иные книги, впору недоумённо вопросить: «И это вы считаете литературой?». Можно, конечно, и сапожную щётку зачислить в разряд млекопитающих, но от этого она не станет давать молоко! Если автор строк, которые я сейчас процитирую, покажет мне красный писательский билет, я очень сильно удивлюсь:
Вновь сижу за своим столом
И четыре стены я вижу.
Мысли в общем-то ни о чём,
Я как будто на всех обижен.
Одолела сегодня лень,
Почему-то мне всё постыло.
Вновь один бесполезный день
Прямо в руки судьба вручила.
Вдруг раздался какой-то звук.
Я веду себя сразу тише –
Это сердца тоскливый стук
Из груди моей еле слышен.
Не хочу я смотреть в окно,
Не хочу никого я видеть.
И сейчас мне уже всё равно,
Что любить, а что ненавидеть…».
И так далее, и тому подобное. Цитировать, равно как и писать такое, можно километрами. Но нужно ли? И при чём тут поэзия? Оставим тотальные глагольные рифмы не совести автора. Но зачем редактору было ставить заведомо слабое стихотворение в самое начало книги? Ну неужели всё так плохо, и у автора нет стихов хотя бы чуть-чуть посильнее хотя бы для начала книги, чтобы хотя бы за счёт грамотной структуры как-то «вытянуть» сборник? Хотя, если уж честно, прочитав такое, хочется недоумённо спросить автора, а заодно редактора и издателей: «Это вообще что? Зачем это писалось? Для чего и для кого писалось?».
Имя автора тут не принципиально. Ну во-первых, имя в литературе иметь надо. Созидая же такиенетленки, заиметь имя проблематично. Впрочем, один плюс в процитированном фрагменте всё же наличествует, и этого не отнять — единство формы и содержания: никакое содержание стиха облечено в такую же – никакую! — форму. А ведь автор не какой-то «типа стихотворец», а член Союза писателей России. То-то и беда, что членом-то стал, дело за «малым» — писателем стать.
А если вдруг такой автор возьмёт да и станет литературным начальником? Что же он будет видеть, окромя четырёх стен, видя за своим столом? И кого он будет ненавидеть? Вопрос риторический, ибо художественность – не стена и не жена, которую можно «подвинуть». В противном случае нечего нам, братцы-писатели, сетовать на падающий престиж профессии и литературы, заботу о которой, типа того, говоря словами вышецитированного автора, нам «прямо в руки судьба вручила»…